Тульский некрополь

Здесь вы можете узнать последние новости музея "Тульский некрополь", основанного в 1988 году, деятельность которого направлена на изучение и спасение старинных кладбищ.

Некрополистика - историческая дисциплина, посвященная изучению, сохранению и описанию кладбищ(некрополей). Изучение истории некрополей обогащает нашу культуру, это часть нашей истории!
Воскресенье, 26 Апрель 2015 14:00

Свято-Никольский монастырь (Саратовская область)

Автор 
Оцените материал
(0 голосов)


Краткая информация

Монастырь
Свято-Никольский монастырь

Свято-Никольский монастырь
В какой стране находится: Россия
Посёлок Монастырский
Какова конфессия: старообрядчество→
→единоверие→
→православие
Епархия монастыря: Покровская
Тип монастыря: женский
Когда основан (Дата основания): 1762 год
Основные даты:
1837 — преобразован в единоверческий
1843 — преобразован в женский
1918 — закрыт советской властью
2000 — восстановлен
Статус: действующий
Официальный сайт: Официальный Официальный сайт:

Описание монатяря "Свято-Никольский монастырь (Саратовская область)"

Состояниеотпатрулирована

Перейти к: навигация, поиск У этого термина есть и другие значения, см. Никольский монастырь. Монастырь Свято-Никольский монастырь Свято-Никольский монастырь Страна Наша родина Посёлок Монастырский Конфессия старообрядчество→ →единоверие→ →православие Епархия Покровская Тип дамский Дата основания 1762 год Главные даты: 1837 — преобразован в единоверческий 1843 — преобразован в дамский 1918 — закрыт русской властью 2000 — восстановлен Статус действующий Веб-сайт Официальный веб-сайт Свято-Никольский монастырь на Викискладе

Координаты монастыря: 51°58′21″ с. ш. 48°49′06″ в. д. / 51.97250° с. ш. 48.81833° в. д. / 51.97250; 48.81833 (G) (O) (Я)

Свя́то-Нико́льский монасты́рь (ранее обширно известен как Средне-Никольский монасты́рь) — дамский монастырь Покровской епархии Российской православной церкви, расположенный в округах городка Пугачёва Саратовской области.

Был основан как старообрядческий мужской монастырь, стал одним из влиятельнейших духовных центров старообрядчества в Рф, в 1837 году был преобразован в единоверческий, воззвание сопровождалось насилием и кровопролитием, что вызвало публичный резонанс. В 1843 году монастырь был преобразован в дамский. Закрыт русской властью в 1918 году. Официально возрождён как православный дамский монастырь в 2000 году.

Содержание

1 Возникновение старообрядцев на Иргизе 2 Основание монастыря 3 Ранешние годы 4 Расцвет 5 Падение характеров 6 Новые гонения 7 Переход в единоверие 8 Последствия 9 Единоверие 10 Управление монастырём 11 Имущество монастыря 11.1 Статистическое описание 1827 года 11.2 Предстоящее хозяйствование 12 Монастырь при русской власти 13 Современный период 14 Примечания 15 Литература

Возникновение старообрядцев на Иргизе

Пётр III

Округи рек Большой и Малый Иргиз уже с начала XVIII века становились местами поселения старообрядцев, невзирая на неизменные опасности нападений номадов. В 1727 году архиепископ Казанский Сильвестр докладывал Синоду, что «по реке Киргизе (Иргизу) из верховых городов и уездов живут раскольники, убегая от изыскания, с супругами и детками, многолюдно». Власти временами решали поиски таких поселенцев при помощи воинских отрядов, но, невзирая на подобные преследования, местность завлекала всё новых переселенцев. К 1760-м годам в районе проживало «более тыщи русских подданных». Появился ряд слобод.

Екатерина II

Правитель Пётр III практически сходу после воцарения выслал на рассмотрение в Сенат указ о дозволении всем старообрядцам, бежавшим ранее за границу, беспрепятственно ворачиваться в Россию с правом свободы исповедания. Г. Р. Державин подразумевал, что схожий указ появился под воздействием поданного Иваном Серебряковым, крестьянином 1-го из центров старообрядчества деревни Малыковки, проекта о заселении слабозаселённых мест по Иргизу переселенцами-старообрядцами из Польши. Екатерина II в декабре 1762 года подтвердила прежний указ, дополнительно пообещав переселенцам освобождение от податей на 6 лет и земляные наделы. Указ стал главным источником для колонизации Саратовского края в XVIII веке — согласно архиепископу Филарету, исключительно в 1763 году из польской слободы Ветки, бывшей длительное время старообрядческим центром, на Иргиз переселилось около 20 тыщ человек. Вкупе с переселенцами из Европы на Иргиз всекрете потянулись и переселенцы из внутренней Рф, которым иногда тоже удавалось получить земляные наделы.

Скоро в иргизских слободах появилось несколько старообрядческих монастырей, основанных выходцами из Польши.

Основание монастыря

Четкой даты основания монастыря не сохранилось.

Иван Добротворский, с отсылкой к сборнику сочинений бывшего саратовского епископа Иакова (Вечеркова) «О расколе беглопоповицкой секты в Саратовской губернии», считает что монастырь был основан в 1764 году, его же дату повторяет Н. Попов. Н. С. Соколов, делая упор на несохранившееся до наших дней «Статистическое описание монастырей», составленное старообрядческим «патриархом» Прохором в 1815 году, также на другие странички сборника Иакова (Вечеркова) и мировоззрение архимандрита Платона, длительное время бывшего уставщиком в монастыре у Прохора, считает обитель основанной не позже 1762 года.

Но ещё сначала XIX века саратовский губернатор Петр Беляков отмечал, что нет оснований считать 1764 год датой основания монастыря, указывая, что императорский указ вышел только 14 декабря, и добраться из Польши до далённого Иргиза за оставшиеся две недели было просто нереально. Беляков соотносил время основания монастырей с серединой 1770-х годов, что косвенно подтверждается отсутствием иргизских монастырей в перечнях раскольников по губернии, плативших двойной оклад, в 1778 году. А потому что по указу Екатерины II освобождение от податей было выдано на 6 лет, то обители должны были быть основаны не ранее 1772 года. Не считая того, согласно отчёту настоятеля Никольского монастыря Кирилла, произведенному в 1833 году, 1-ая церковь в монастыре появилась только в 1790 году. При всем этом в примыкающих иргизских монастырях алтари появились уже сначала 1780-х годов. По воззрению саратовского исследователя Антона Наумлюка, такая разница может быть объяснена тем, что Никольский монастырь вправду был основан существенно позднее 2-ух других. Вобщем, на возражения П. Белякова о невозможности обустройства скита в 1762 году Н. Соколов отвечает предположением, что 1-ые переселенцы вышли из Польши, делая упор на указ Петра III, данный ещё в январе.

Предстоящая датировка в данной статье опирается на версии об основании монастыря в первой половине 1760-х годов.

Монастырь был основан выходцем из Польши иноком Пахомием, основавшим скит в красочном месте на берегу озера Старичье. С ним было 17 человек братии. Скоро также из Польши пришёл инок Филарет, который, но, поселился не в ските, а недалеко от него. О его спутниках ничего не понятно. Таким макаром, поблизости друг от друга появилось два скита, в одном из которых настоятелем был Пахомий, в другом — Филарет, поэтому скит в источниках того периода именовался то Пахомиевым, то Филаретовым, то Пахомиевым-Филаретовым, а иногда вообщем сообщалось о 2-ух отдельных монастырях. По переписи 1762—1765 годов скоро после основания в Пахомиевом-Филаретовом скиту проживало 29 человек.

Вначале скит ничем не отличался от бессчетных подобных, разбросанных по Саратовской губернии. Но жители монастыря, посчитав, что свобода богослужения, данная им императорским указом, распространяется и на строительство часовен и храмов, занялись церковным строительством, что приметно прирастило воздействие обители на духовную жизнь в регионе. Монахи вели строгую аскетичную жизнь, что снискало им почтение посреди местных старообрядцев.

Ранешние годы

Емельян Пугачёв

В 1764 году в Филаретовом скиту была построена древесная часовня во имя Николая Чудотворца. С сих пор началась активная общественная деятельность монастыря по окормлению старообрядческой паствы. Миряне интенсивно обращались в обитель за назиданиями и разъяснениями Писания, совершением обрядов, монастырь стал местным духовным центром, стремительно развиваясь. Молва о святости иргизских отшельников стремительно росла.

В 1772 году на Иргизе появился Емельян Пугачёв, искавший поддержки в среде старообрядцев, которых он обещал в предстоящем жаловать «крестом и бородой». Обещая разные вольности и выступая против властолюбивых никонианских архиереев, Пугачёв получил благословение 1-го из основоположников Средне-Никольского монастыря старца Филарета на королевство под именованием правителя Петра III, взамен пообещав сделать Филарета патриархом. Вобщем, старообрядцы в массе не поддержали самозванца и даже арестовали его и передали властям. После побега из Казани, но, Пугачёв вновь приезжает на Иргиз к Филарету, и вновь власти получают донос, что бунтовщик прячется в Филаретовом скиту. Филарет успел переправить Пугачёва через реку и сам скрылся, но скоро был задержан в Сызрани, где и просидел под арестом до взятия городка армией Пугачёва.

Г. Р. Державин

Правительство не оставило без внимания настолько тесноватую связь иргизских монастырей с мятежниками, приказав казанскому губернатору выслать поисковый отряд в обители. В итоге этой экспедиции было задержано 44 беглеца. Гавриил Державин, отправленный для поимки Пугачёва, тоже знал о тесноватой связи беглого казака и иргизских монастырей и решил поймать бунтаря в Малыковке, но Пугачёв на Иргизе больше не показывался. Тогда Державин установил пристальное наблюдение за Пахомием, управлявшим сейчас обоими скитами, рассчитывая, что когда Пугачёв объявится в этих краях, он обратится конкретно к нему. Но воинская команда, отправленная симбирской канцелярией, арестовала Пахомия и увела из скита. Державин приложил старания к его освобождению, не хотя терять кропотливо расставленную ловушку, но ему это не удалось. Предстоящая судьба Пахомия неведома, он только кратко упоминается в следственных материалах по Пугачёву, где назван сообщником Филарета — первого наставника Пугачёва.

Державин решил поймать хотя бы старца Филарета, послав тому с доверенным лицом письмо с намёком на возможность откупиться от преследования. Но Филарет решил скрыться; под именованием Афанасия он бежал к единоверцам в Костромскую губернию, где благополучно прожил оставшиеся годы жизни в одном из скитов.

В предстоящем, невзирая на очевидную связь Пугачёва с иргизскими монахами, Екатерина II ограничилась только повелением о наблюдении за монастырями, никак не упомянув их в своём манифесте «О грехах казака Пугачева» от 19 декабря 1774 года. Более того, в пугачёвском краеведческом музее хранится фелонь — часть облачения священника, которая по легенде был подарена монастырю Екатериной II в символ расположения, причём буковкы на ней вышивала императрица лично.

Расцвет

В 1780 году настоятель примыкающего Верхне-Успенского монастыря монах Сергий (Юршев) получил официальное разрешение отправлять богослужение по старенькым ритуалам. Отныне начинается эра расцвета иргизских монастырей. Они стремительно стали всероссийским центром старообрядчества, но Никольский монастырь по собственному воздействию занимал посреди их замыкающую позицию. Одной из обстоятельств этого было долгое противоборство нового настоятеля Пахомиева скита Антония с общеиргизским духовным фаворитом Сергием по вопросу «перемазывания» беглых попов, в каком победу одержал Сергий, добившийся для собственного монастыря привилегии принимать беглых православных священников; позднее Верхне-Успенский монастырь стал единственным владельцем этого права в Рф. Установившаяся на некое время монополия Верхне-Успенского монастыря на перемазывание священников привела к тому, что Средне-Никольский монастырь не мог проводить богослужение: в 1783 году в Верхне-Успенском монастыре служило 4 священника, 1 иеромонах, 1 иеродиакон и 1 диакон, в Нижне-Воскресенском 3 священника и ни 1-го дьякона, а в Средне-Никольском не было ни тех, ни других, ну и храм был построен позднее, чем в примыкающих монастырях.

В 1788 году Антоний взамен старенькой часовни заложил храм во имя Николая Чудотворца. Иноки Филаретова монастыря понимали опасность для их скита от преобразования соседствующего в монастырь, но не имели способности для самостоятельной постройки и обязаны были слиться под управлением Антония. Совместными усилиями в 1790 году церковь была достроена и освящена. Храм был древней архитектуры, с 19 главами. По наименованию храма объединённый монастырь и получил своё наименование, а приставка «Средне-» была добавлена, потому что все три иргизских мужских монастыря находились по течению реки Большой Иргиз.

Монастырь начал активное строительство и обзаведение хозяйством. Вопреки существующему запрету для старообрядцев на создание каменных церковных строений часть построек была построена из кирпича. Православные церковные власти Саратовской губернии не один раз пробовали привлечь внимание светских властей к нарушению, но были проигнорированы, воззвание Синода в Сенат по этому вопросу тоже осталось без последствий. Скоро в Средне-Никольском монастыре было 40 келий, местность с трёх сторон окружала древесная ограда высотой в 5 аршин (около 3,5 м), а со стороны Иргиза размещался палисад, монастырь обзавёлся хутором и пчельником.

П. Рунич. Портрет работы Боровиковского

В 1797 году новым духовным фаворитом иргизских монастырей стал настоятель Нижне-Воскресенского монастыря Прохор, пользовавшийся огромным почтением в обителях, также покровительством властей. Сначала 1797 года по поручению взошедшего на престол Павла I монастыри с визитом посетил владимирский губернатор Павел Рунич, прошлый его доверенным лицом. Рунич остался доволен увиденным и писал Прохору, с которым сдружился:

«Мне очень будет приятно, если вы, как по собственному монастырю, так и по иным монастырям иргизским, настоятелей и братию уверите, что могут они о собственных нуждах ко мне относиться, чтобы я, будучи об оных известным, нашелся в состоянии демонстрировать вам и им легитимные мои услуги и пособия…»

Павел I очень благоволил иргизским монастырям. Он даровал монахам освобождение от рекрутской повинности, официально разрешил строительство новых церквей и келий, практически легализовав монастыри. Скоро при межевании Саратовской губернии земли, занятые монастырём и отделенные от крестьянских ещё при межевании 1795 года, были официально оформлены и дарованы ему, что в предстоящем подтвердил и новый правитель Александр I, только некординально уменьшив площадь отведённых территорий.

В 1798—1799 годах, настоятель обители Матфей Калмык выстроил и освятил тёплую церковь во имя Покрова Богородицы.

Соборными постановлениями 1783—1792 годов иргизские монастыри получают фактическую монополию на право приёма беглых православных священников через миропомазание с оставлением в прежнем сане. Сейчас беглопоповские старообрядческие общины со всей Рф для исправления церковных треб воспринимали только священников, помазанных в иргизских монастырях. Это очень подняло авторитет монастырей посреди старообрядцев. На Иргиз со всей страны съезжались паломники с ценными дарами для собственной духовной святыни. В свою очередь монастыри интенсивно рассылали старообрядческих священников по общинам всей страны, и хотя фаворитом тут был Нижне-Воскресенский монастырь, да и Средне-Никольский высылал «исправленных» попов, так в 1818 году из Средне-Никольского монастыря священник был выслан в Екатеринбург.

Доходы от схожей рассылки «исправленных» священников точно неопознаны, монахи старательно скрывали их от властей, но понятно, что аренда священника на год обходилась старообрядческой общине в 200—500 рублей, а неизменное обзаведение священником стоило от 500 до 2000 рублей. На основании имеющихся свидетельств о численности «исправленных» в монастырях попов Н. С. Соколов оценивает прибыль каждого из иргизских монастырей только от этого вида деятельности в 20 000 рублей раз в год.

Василий Злобин

Пожертвования монастырю также были серьёзным источником дохода. Супруга известного вольского откупщика Василия Злобина Пелагея подарила монастырю осыпанный бриллиантами кокошник, ценою около 40 тыщ рублей. Вольский негоциант Пётр Сапожников подарил монастырю храмовый образ Николая Чудотворца ценой около 10 тыщ рублей, он же поставил над могилой собственной мамы, инокини Анисьи, бывшей настоятельницей Покровского дамского монастыря в 1803—1806 годах и похороненной в Никольском монастыре, прекрасный мраморный монумент в форме креста, обошедшийся дороже 30 тыщ рублей. Супруга донского атамана графа Платова подарила монастырю 18 полных священнических облачений, сшитых из наилучшей зарубежной парчи.

Кроме больших пожертвований было большущее огромное количество более маленьких, в сумме, но, дававших приличные числа. Пожертвования вносили паломники в качестве вроде бы косвенной оплаты за приём, за поминание родственников на здравие, запись в синодик для поминовения и тому схожее. Не считая того, монастырь рассылал по всей Рф сборщиков подаяний, избранных из числа более добросовестных иноков. Им давалось сопроводительное письмо, разъясняющее цели сбора, обычно указывался какой-либо ремонт либо украшение храма, и шнуровая книжка за подписью настоятеля, куда вносились все собранные пожертвования. Такие подаяния были не только лишь валютными, да и вещественными: в столичных городках жертвовали церковную утварь и материи для облачений, в Сибири — железо и медные изделия, на Дону — вино и фрукты, на Урале целые транспорты рыбы всех видов, в Казани — кожу, в Ярославле — полотно. Дарители не оставались без ответного дара в виде иконки, крестика, просфоры — дешёвых, но очень принципиальных для религиозных людей предметов. Четкие числа таких поступлений прятались и неопознаны учёным, хотя сохранился факт, что в 1835 году при обыске монаха Никольского монастыря Никанора, возвращавшегося со сборов на Дону, у него было найдено до 700 рублей средств, несколько старообрядческих книжек и огромное количество домашних вещей — все это было собрано в дар монастырю только им одним.

Если в 1-ые годы иноки не имели практически ничего, то сначала XIX века имущество монастыря, как и примыкающих обителей, оценивалось более чем в 100 тыщ рублей — гигантскую сумму, ставившую его в один ряд с богатейшими монастырями Синодальной церкви. Так как доходы обители были значительны, монастырь мог позволить для себя и приличные растраты: в 1813 году монастырь выкупил у некоего Товарова тыщу десятин земли по левому берегу Малого Иргиза, а сначала 1820-х годов лишь на приобретение церковной утвари было потрачено более 50 000 рублей. При всем этом официальные суммы дохода занижались в разы: по поданным властям сведениям годичный бюджет монастыря составлял всего 5000-9000 рублей, хотя исключительно в 1826 году (по неподтверждённым данным) монастырь издержал 12 000 рублей при объявленном доходе в 7000 рублей. Настоящие доходы монастыря никому не были известны, не считая настоятеля и казначея, никто из которых не оставил записей для историков.

Келейная монастыря, начало XX века

Самыми большими постоянными статьями расхода для монастыря являлись вино и взятки либо, по другим сведениям, взятки и содержание обители. Губернские церковные и штатские власти, помня о королевском покровительстве, фактически не вмешивались в монастырские дела, не чиня никаких препятствий старообрядцам, а посреди чиновников рангом пониже только ленивый не получал подношений от монастырей, и место вольского исправника числилось самым доходным в губернии:

Раскольники богатством своим развращают чиновников, склоняют их на свою сторону и принуждают их, мздоимством увлеченных, делать то, что тошно законам и целям страны. Панчулидзев А. Д.

В 1816 году стопроцентно сгорел Успенский дамский монастырь, губернатор Панчулидзев не нашёл препятствий к его восстановлению, и через год монастырь был построен на землях Никольского монастыря, в 2-ух милях от него.

Иргизские монастыри стали представлять приметную конкурентнсть официальной Российской православной церкви. Ряд исследователей ассоциирует воздействие иргизских монастырей с такими религиозными центрами как Киев либо Афон. Герои романа П. И. Мельникова так молвят о монастырях:

«Как по падении благочестия в древнем Риме Царьград Вторым Римом стал, так и по падении благочестия во святой Афонской горе 2-ой Афон на Иргизе явился… Воистину королевство иноков было… Жили они беспечально и во всем обильно…»

Число обитателей монастыря к 1827 году составляло от 500 до 700 монахов и послушников. В то же время официальные сведения о числе обитателей монастыря часто были значительно занижены.

Падение характеров

Келейная монастыря, современный вид

Одним из сложных и нерешённых в историографии вопросов является вопрос нравственности жителей старообрядческого монастыря в поздние годы его существования.

В значимой части источников отмечается, что нахлынувшее достояние изменило жизнь в обители. Если в 1-ые годы после собственного появления монастырь был центром аскетизма, то позже монахи в значимой степени отошли ожидаемой от иноков скромности. Труд в монастыре не стал воспользоваться почтением, у многих появились личные хозяйства, а на местности монастыря в празднички и выходные устраивалась ярмарка, на которой продавались в том числе запрещённые для монахов чай, табак, сахар.

Вначале оппозиционное настроение по отношению к официальной Церкви привело к тому, что в обитель, по неким источникам, принимались любые беглые православные попки. У их не спрашивали ни документы, ни предпосылки, по которым они впали в немилость. В то же время, многие приходившие в монастырь были лишены сана за неподобающее поведение — за корыстолюбие либо дебоширство. И от собственных привычек они не желали отрешаться и на новеньком месте. К тому же практически все сбежавшие на Иргиз священники были вдовцами, и, не имея способности по канонам вступить во 2-ой брак, многие нарушали седьмую заповедь. И хотя священники проживали не в самом монастыре, о схожих нарушениях знали иноки, но последний недостаток старообрядческих священников вынуждал закрывать глаза на их поведение. Такое попустительство привело к тому, что и монахи монастыря скоро стали открыто посещать примыкающие раскольничьи поселения, чтоб свести близкое знакомство с обратным полом. Один из иргизских старожилов в собственных «домашних записках» писал: «За Волгою для кузнецов недоставало углей на ковку цепей, в которые заковывали нетрезвых и буйных иноков и попов, а в кабаках — вина, из-за сластолюбия наших скитников, которые подражая в сластолюбии мусульманам относительно их гаремов, подобно им и свою религиозность соблюдали».

«Пьянство сопровождалось развратом: нелегальные связи монахов с монахинями „не поставлялись в постыдную жизнь“; в особенности много бесчинств творилось летом, во время уборки хлеба, также на гульбищах по огромным праздникам»

Настоятель Средне-Никольского монастыря иеромонах Арсений писал: «Незаконные связи монахов с монахинями и обычное их вкупе пребывание не поставляли в постыдную жизнь; всякие празднички монахини и послушницы бывают в мужском монастыре под предлогом богомолья. И позволяют для себя ночевать в кельях общих с монахами, а клирошанки — у клиросских и угощались пьянством в безмерной степени, а позже монахи с клиросскими, напротив, в женском монастыре без всякого зазора и деньком и ночкой. Многие монахи были женаты и имели собственных жен в монастырях».

При всем этом считается, что посреди русских старообрядцев монастырь продолжал воспользоваться почтением и оставался религиозной святыней.

Но уже в конце XIX века отмечалась очевидная ненейтральность публикаций с схожими фактами, а именно статей Ивана Добротворского, ставших первоосновой для таких утверждений:

«Тенденциозность — их основной недочет. Тенденциозная идея сквозит на каждой страничке, сквозит нецеремонно, как новенькая заплатка на старенькой одежке. Создателю во чтоб то ни стало охото обосновать, что в расколе — все было плохо, в православии — было хорошо»

И хотя в своём сочинении Н. С. Соколов также приводит сведения о бессчетных случаях пьянства и распутного поведения монахов и монашек, но показывает источником сведений докладную записку епископа Ионна губернатору Переверзеву, притом оставленную без внимания.

Утверждения о том, что старообрядцы воспринимали в священники хоть какого беглого попка, опровергаются сведениями игумена Высоковского единоверческого скита Герасима, человеком «заслуживающего доверия и сведущего в делах раскола» по воззрению митрополита Столичного и Коломенского Филарета. Герасим в докладной записке в 1828 году утверждал: «Раскольники кропотливо разведывают, не запрещён ли беглец в священнослужении либо не лишён ли сана; такого никак для священнодействия у их не приемлют». Н. С. Соколов считает, что подход к оценке пригодности беглеца к перемазыванию зависел в большей степени от личности настоятеля.

Современные исследователи истории иргизских монастырей в большей степени считают сведения о бессчетных прегрешениях монахов преувеличением и частью антираскольничьей пропаганды, отмечая, что сведения об их возникают только в поздних источниках XIX века, причём изданных Синодальной церковью, и не подкрепляются архивными документами. Обнаружение при восстановлении Средне-Никольского монастыря нескольких потаенных детских захоронений связывают с русским периодом, когда на местности монастыря находилась колония.

Новые гонения

Николай I Иреней (Несторович)

За годы правления Александра I правительство и деятели церкви пару раз решали пробы пришествия на иргизские монастыри, но они все не были особо напористыми и оканчивались неудачей. Временами по монастырям проводились розыскные мероприятия, выходили новые запреты принимать беглых православных священников. В 1826 году был запрещён колокольный гул. Но, монастырское управление игнорировало подобные требования, ну и местная власть учитывала большущее число старообрядцев в регионе, в том числе занимавших высочайшие посты, и не вожделела ссориться с управлением монастырей; губернаторы Беляков и Панчулидзев не раз приглашали к для себя настоятелей для советов и консультаций.

Всё поменялось в 1825—1827 годах, когда на престол взошёл правитель Николай I, кафедру епархии занял Ириней, а пост губернатора А. Б. Голицын.

1-ые годы собственного правления Николай I не занимал определённой позиции по отношению к расколу, в большей степени придерживаясь политики собственного предшественника Александра I. Новый губернатор в 1-ый собственный визит в монастыри тоже не высказал никаких небезопасных для обителей целей. И хотя принять монастыри в своё «высокое покровительство» он не пожелал, да и в обратном направлении ничего не решал. Голицын вступил в переписку с главой епархии Иринеем, запросив мировоззрение того о борьбе с расколом, на что епископ ответил огромным письмом, тщательно высказывавшим его мировоззрение о причинах усиления раскола в крае, также определенными предложениями для противодействия ему, сопроводив его жалобами на нарушения законов «гнездилищами разврата раскольничьего», как он назвал иргизские монастыри. Голицын во всём согласился с ним и выслал в министерство внутренних дел проект по борьбе с расколом, который был утверждён 27 июня 1827 года. С этого денька иргизским монастырям сразу противостояли муниципальные, губернские и церковные власти, чего не было до сего времени никогда. Это предназначило последующую судьбу монастырей.

По просьбе губернатора было составлено статистическое описание Средне-Никольской обители, в каком настоятель сказал, что в ней имелось 11 священников, 2 церкви, 61 келья. Заподозрив, что монахи скрывают сокровища от властей, пряча их в подземных укрытиях, губернатор выслал исправника с обыском. Но все поиски, сопровождавшиеся даже вскрытием полов, не дали результатов, ничего крамольного либо секретного найти не удалось. Разрешение монахам обителей сетовать на настоятелей конкретно губернатору отдало определённый итог: скоро поступили две анонимные записки с обвинениями в адресок настоятеля Тарасия, настоятельницы Успенской обители, казначея и нескольких священников. Губернатор поторопился начать расследование, которое но кончилось исключительно в мае 1828 года, подтвердив только один пункт обвинений в нарушении уложений, ну и то церковных, а не штатских. На этом преследование Средне-Никольского монастыря временно закончилось.

Тем временем от новейшей политики властей пострадал Нижне-Воскресенский монастырь, географически поближе расположенный к столице губернии. Долгое противоборстве с губернатором, в процессе которого были также арестованы два инока Средне-Никольского монастыря, окончилось переходом монастыря в единоверие. Старообрядцы срочно собрали в Средне-Никольском монастыре собор, который осудил деяния настоятеля и братии Воскресенского монастыря, после этого на пару лет для старообрядцев пришло спокойствие. В Саратове вновь сменился губернатор, и новый глава губернии Переверзев, как и некие его предшественники П. У. Беляков, А. Д. Панчулидзев), не гнушался подношениями от старообрядцев и всячески затягивал выполнение всех предписаний по ним. В нескольких сёлах даже раскрылись новые моленные. Новые доносы на монастырское управление остаются без внимания, напротив, доносивший инок Мельхиседек был отдан под трибунал по коллективной жалобе обитателей Среднего монастыря.

К. Арсеньев — создатель идеи воззвания монастыря Иаков (Вечерков)

В 1833 году Саратовскую епархию возглавил конкретный приверженец борьбы с расколом Иаков (Вечерков), а министерство внутренних дел, не доверяя губернатору, прислало на Иргиз бюрократа для особенных поручений Арсеньева для выработки плана ликвидирования тут раскола. Предложение Арсеньева включало такие пункты:

запрет жителям отдавать деток в ученье по местным домам (старообрядцы брали деток в обучение, попутно занимаясь незаконным миссионерством); высылка из монастырей всех иноков и бельцов, не приписанных к ним, по местам неизменного жительства; Никольский монастырь направить в православную церковь, переселив оставшихся иноков в Спасо-Преображенский монастырь.

Иаков докладывал приблизительно также, что воззвание Среднего монастыря в единоверие либо православие очень полезно, отмечая, что миряне-раскольники не отзываются с почтением о сегодняшнем состоянии монастырей, в особенности Среднего.

Предчувствие новых гонений принудило действовать и управление оставшихся монастырей. В губернии распространяются слухи о том, что «в верхнеиргизском монастыре не так давно явились мощи бывшего беглого священника, погибшего в монашестве Иосифа, указывая тем, что церковь их правая». На настоятеля единоверческого Нижне-Воскресенского монастыря Платона было совершено покушение, при котором он спасся от погибели, хотя по воззрению Н. С. Соколова это была только попытка ограбления. С 1835 года появились бессчетные «подложные манифесты и особенные тетрадки, заполненные хулами на никониан-гонителей». Так в декабре 1837 года в Вольске стараниями местного старообрядческого купечества распространялся подложный «правительственный манифест» о том, что староверам с этого момента беспрепятственно разрешается строить часовни и храмы, а православной церкви воспрещается им препятствовать. Интенсивно велось пострижение в иноки, в 1833 году в монастыре проживало 39 иноков, из которых 16 было пострижено одним только иеромонахом Иларием, во времена Голицына бежавшим с Иргиза, но вернувшимся при ослаблении припираний.

Александр Степанов

Борьба с расколом только только со стороны страны и церкви, без поддержки местных властей, не была действенной. Потому в конце 1835 года заместо покровительствовавшего старообрядцам Переверзева, на которого повсевременно сетовало управление Саратовской епархии, на пост губернатора назначили Алексей Петрович Степанов, бывшего офицера, служившего в штабе А. Суворова, в прошедшем енисейского губернатора. Его отпрыск оставил историю о том, что при предназначении губернатором Степанов пришёл к императору и тот указал на «обилие раскольников в Саратовской губернии и в особенности на гнездо их, в иргизских скитах. Отец мой резко отвечал: — Ваше величество, я их приведу к одному знаменателю. Сударь улыбнулся и произнес: „Без сильных мер. Нужно действовать осторожно и не раздражать“».

В Министерстве внутренних дел Степанову пояснили, что иргизские скиты — священное место, собственного рода Мекка для всех приволжских раскольников. Предлагалось применить разумные, не насильные, но мягенькие меры для перевода монастырей в православную либо единоверческую церкви.

Сначала 1836 года Степанов посетил оба Средних монастыря — и мужской, и дамский, где предложил их жителям принять единоверие, но получил отказ. Тогда для уменьшения численности монастырских обитателей он повелел выслать из монастырей всех, кто пребывал по просроченным паспортам, и, получив очередной отказ, в июне отправил таких против воли. Он же составил проект, по которому Средне-Никольский монастырь предполагалось перевести в единоверие, а всех, не принявших его, полагалось перевести в Верхне-Спасо-Преображенский монастырь. Дам из Средне-Успенского монастыря следовало перевести в Верхне-Покровский монастырь, а их прежнюю обитель закрыть совсем. Министру внутренних дел Степанов доложил, что Средне-Никольский монастырь может быть преобразован в единоверческий без всякого со стороны раскольников противодействия, после этого в конце 1836 года вышел императорский указ о воззвании Средне-Никольского монастыря в единоверие с сохранением всех его земель и определением числа монашествующих в 25 человек, которые согласятся на единоверие.

Переход в единоверие

14 января 1837 года распоряжение дошло до Степанова, и он приступил к действиям. Последующие действия описаны в массе источников.

6 февраля в монастырь выехала делегация в составе грядущего настоятеля единоверческого монастыря архимандрита Зосимы, прибывшего из единоверческого монастыря Костромской епархии, саратовского благочинного Г. Чернышевского и пристава Константиновского. Чернышевский, отец известного писателя, оставил после себя подробные мемуары, почти во всем ставшие источником сведений о происходившем. Их аккомпанировала будущая братия монастыря, десяток боец при 2-ух унтер-офицерах и николаевский городничий Дмитриев.

8 февраля делегация достигнула монастыря и объявила инокам и стремительно собравшейся массе императорскую волю, на что получила ответ, что люд «не допустит дать церковь для Единоверия, хоть бы стоило им даже пролития крови». И хотя настоятель Корнилий передал ключи от головного храма в руки Зосимы, но масса не допустила последнего к церкви. Боясь насилия, делегация была обязана возвратиться в Николаевск.

На последующий денек к монастырю выдвинулся более значимый отряд: уже 25 боец с унтер-офицерами и поболее двухсотен так именуемых «понятых» — православных близлежащих обитателей, спешно собранных на выручку. Но и староверы собирали силы, у монастыря было уже около 500 человек, которые хоть и отперли по просьбе монастырские ворота, но к церкви никого не допустили, открыто отказываясь исполнить императорское веление.

Переговоры, в том числе с привлечением чиновников удельной конторы, к ведению которой относилось большая часть фермеров из толпы, оказались безуспешными, конфликт затягивался. Были посланы донесения губернатору и архиерею. Следующие некоторое количество дней духовные лица делегации бездействовали, а светские ещё пару раз с опасностями безрезультативно наведались в монастырь, после этого окружили его понятыми, установив блокаду и арестовывая выходящих за стенки обители. К бывшим уже 200 понятым прибавилось ещё 400, которые для защиты от холода развели костры, используя заместо дров различные монастырские постройки и монастырские же припасы сена и травы. Дополнительная выручка от губернатора в виде советника Зевакина и исправника Микулина, прибывшая 16 числа, не изменила ситуацию. Компаньон епископа Иакова, жандармский подполковник Быков, 20 февраля прибыл по его просьбе к обители, где всё оглядел и пришел к выводу, которым поделился и с губернатором, встреченным на оборотной дороге, что добровольно раскольники монастырь не оставят, но если их вывести из него силой, то противиться дальше не будут, также что большая часть из собравшихся в монастыре — старики, не имеющие никакого орудия:

…в существе все имеют готовность к повиновению, но ждут внешнего принуждения, чтоб будто бы через него, а не добровольно последовала сдача монастыря.

21 февраля, не дождавшись согласия старообрядцев, Степанов прибыл в монастырь. Желая как можно быстрее разрешить вопрос, он повелел понятым, которых было собрано уже 800 человек, войти в монастырь и силой вытаскивать раскольников за ограду. Но, встретив сопротивление, понятые просто принялись избивать защитников обители.

Мордовцев писал: «Началась свалка. Не было выведено и половины „бунтовщиков“, как мгла превратила свалку в какую-то рукопашную битву. Понятые смешались с раскольниками и, не распознавая друг дружку, схватывались со своими же. Из монастыря вытаскивали тех, которые сами были согнаны, чтоб вытаскивать других. Шум и отчаянные голоса избиваемых были слышны в Николаевске и всполошили все городское население».

На призывный набат из монастыря откликнулись старообрядцы из Николаевска, которые кинулись на помощь «с ружьями, пистолетами, копьями, кистенями и дубинами». Все уже задержанные старообрядцы были отбиты массой. Губернатору пришлось отойти, вернуться в Саратов и начать подготовку к новенькому штурму. И хотя в процессе столкновения никто не умер, но с обеих сторон было огромное количество до крови избитых.

Степанов на заседании губернского правления представил произошедшее как мятеж и ослушание против высокой воли и достигнул разрешения на внедрение войск для угнетения бунтовщиков, хотя в докладной в министерство внутренних дел писал, что «в то время как таскали из монастыря, ни один не тронул понятого: они все стали на колена в несколько колец кругом храма, сцепились руками и ногами и таким макаром с трудом поддавались сторонней силе». Был собран отряд, в который входило 200 рядовых Саратовского внутреннего гарнизонного батальона, 40 казаков 3-го казачьего полка Астраханского казачьего войска, конно-артиллерийская запасная батарея из Хвалынска, половина саратовской пожарной команды с 4 трубами, также 2000 понятых из числа близлежащих православных обитателей.

Управление монастыря тоже не бездействовало. 25 февраля настоятель Корнилий выслал прошение шефу жандармов А. Х. Бенкендорфу, в каком описывал происходящее и просил защиты перед царем. Не считая того, было отправлено письмо графу В. Кочубею с прошением заступничества и описанием осады, несколько отличающимся от рассказа Чернышевского:

Близлежащие старообрядцы собрались в… большенном количестве и удерживали все усилия духовных и штатских чиновников падением пред ними на колена, и слезно-убедительными прошениями бросить монастырь сей в прежнем, Высочайше дарованном ему существовании… Но означенные бюрократы огласили сих старообрядцев бунтовщиками, постановили вокруг монастыря бессчетные караулы и никого в него не допускают, а находящимся в оном брать воду не допускают, чтобы приневолить к выполнению требования оных голодом.

9 марта губернатор получил строжайший выговор от министра внутренних дел Блудова, где отмечалось, что никакой спешки в присоединении не было, губернатор знал о нём заблаговременно и был должен приготовиться, не считая того, конкретно он ввёл в заблуждение министерство, доложив, что воззвание совершится тихо и расслабленно. Последовало указание немедля покончить с «происшествием». Николай I на докладе министра оставил резолюцию: «Губернатор плохо сделал… сейчас нечего другого делать как строго подтвердить принять меры предосторожности, чтоб мятеж дальше не распространялся, и для этого вытребовать, нежели необходимо, часть квартирующих войск для решительного действия». Все вероятные ненужные последствия возлагались лично на губернатора. Степанов ответил письмом, в каком вину за произошедшее ложил на фермеров близкорасположенных монастырю сёл и отправленную делегацию во главе с Зосимой, которая пробовала занять монастырь малым отрядом в 10 человек боец инвалидной команды, а потом затеяла «курьёзную осаду».

12 марта губернатор прибыл в Николаевск, где уже собрались все отряды, определённые для роли в операции.

По рассказу Чернышевского: «13-го марта г. губернатор выслал в произнесенный монастырь всеми вышеозначенными командами и собранными из ближайших сел мещанинами. Там, приказав лить из пожарных труб водою на бунтующих, усмирил их без кровопролития, велев всех их связать и выслать в г. Николаев под стражу, монастырь в два часа времени совсем очищен от собравшейся туда раскольнической буйной сволочи». Таковой же версии придерживаются и Н. И. Попов, и Ю. Рыков, анализировавший «Повесть о разорении Иргизского Средне-Никольского монастыря в 1837 г.».

Но П. А. Степанов обрисовывает действия по другому: «Привели к монастырю николаевскую гарнизонную команду; приказано массе разойтись, с угрозою, что разгонят силою. В ответ на это раскольники сцепились, переплелись тесновато руками, облегли огромною цепью монастырь и поклялись, что пока живые, монастыря не отдадут. Растащить их не было способности; казаки пробовали разогнать их нагайкам, но терпеливо переносили они удары и оставались в прежнем положении. Тогда губернатор отдал приказ привезти два конно-артиллерийских орудия и меж ними поставить две пожарные трубы. С начатием пальбы холостыми зарядами, стали качать трубы; мороз был сильный, вода, превращаясь в большой град, осыпала раскольников; те, перепуганные пальбою и падающим кругом их кое-чем, что, возможно, приняли за картечь, — разорвались и побежали; казаки отогнали их далековато в степь… Таким макаром, хотя не без усилий, но без кровопролития дело было исполнено».. О пальбе упоминают и старообрядческие источники

Этой же версии держится и Н. Соколов, добавляя: «Так, как по другому неясно, из-за чего же разбежался люд? Прохладным душем чуть ли можно было напугать людей, приготовившихся к смерти». Он же, ссылаясь на описание николаевского благочинного протоиерея И. Элпидинского, обрисовывает монастырь после штурма:

Подъезжая к воротам монастыря, узрели огромное количество народа обоего пола, лежащего связанными. Въехав вовнутрь оного, узрели по всему двору текущую воду и огромное количество крови… У прохладной церкви г. губернатор верхом повстречал нас таким приветствием: «Ну гг. отцы, извольте подбирать, что видите». Засим в тёплой, другими словами зимней церкви, по сбитии замков, освящена вода и все оной окроплено, и паки признателен губернатор. Меж тем, пока был отслужен молебен, воинство и понятые разбойнически, в присутствии губернатора, грабили имущество монастырское. Окна, двери, полы, погреба, подвалы, кладовые, сундуки, шкафы, — словом, все вроде бы от страшного землетрясения разрушалось. Всего имущества, не считая находящегося в церквах, в ризнице, при всей нашей кропотливой заботливости, не собрано по всему монастырю более, как на 300 рублей. Хлеб, не считая 3-х амбаров, которые остались не разломанными, рыба, масло, овощи, одежка, плуги, сани, колеса, тележки и всякая домашняя рухлядь — все вроде бы огнем пожжено. Словом, монастырь сей оставлен в ничтожном положении, по соизволению государя губернатора.

Рапорт протоиерея Чернышевского епископу Иакову подтверждает это: «По личному моему осмотру найдено, что снутри оных келий не достаточно что оставлено в целости: сундуки и шкафы разбиты, киоты с иконами изломаны; кладовые, принадлежащие вообщем монастырю и частью монашествующим, разорены, и все то, что в оных лучше и что можно было похитить, похищено, а все оставшееся либо разбито, либо рассыпано; из выходов, погребов и амбаров практически все растаскано, даже полы в неких кельях взломаны; словом, монастырь не считая уцелевших от этого церквей и ризницы, потерпел существенное разорение».

Иноки монастыря в собственном следующем прошении от 14 мая сетовали, что исполнители высокой воли «приказали пехотным бойцам лупить люд ружейными прикладами, а конным — мять лошадьми; при сем действии изломано было ружейных лож до несколько 10-ов… крик, плач, убийственные кровавые раны меж невооруженными старообрядцами, в особенности же меж дамским полом и молодыми детками, того обрисовать невозможно».

Монастырь был захвачен, 1049 человек (432 мужчины и 617 дам) было арестовано. Архимандрит Зосима обрызгал обе церкви святой во­дой. Его донесение обер-прокурору Синода отличалось от иных: «…в 12 часов утра… успел по монастырю привести все в обустроенный порядок, без всякого не только лишь кровопролития, но даже и мельчайшего против неблагоразумных ожесточения… Засим церкви и имущество монастырское мною приняты».

Задержанные дамы были распущены по домам, а мужчины доставлены в Николаевскую кутузку, где 160 «хворых, слабеньких и утомлённых» (по воззрению Соколова под этим предполагалось «избитых», потому что никаких укреплений заступники монастыря не строили и утомиться им было негде) после мед осмотра также были отпущены. Не считая того, в домах неких из понятых проводились обыски, причём не безрезультативные: исключительно в доме некоего Зайчинова была изъята кожаная сумка с 1211 рублями.

После схожих боевых действий, монахини Успенской обители, сразу ликвидируемой, без сопротивления направились в Покровский монастырь.

Последствия

Свято-Никольский монастырь

Противоборство властей и монастырской братии с применением воинской силы стало первым в Рф со времён Соловецкого мятежа в 1676 году. Событие заинтересовало на самом высочайшем уровне сходу после того, как 13 марта саратовский жандармский штаб-офицер доложил о произошедшем. К тому же в губернии начался «со стороны раскольников большой бунт», вобщем стремительно окончившийся. Степанов был немедленно выслан в отставку. О его действиях наследник престола Александр так писал императору:

Сейчас уже нечего делать, но мне кажется, что с этим Иргизским монастырем очень неосмотрительно поступили благодаря глупости бывшего губернатора Степанова, да и наше духовное начальство здесь также не очень благоразумно действовало. Местный архиерей на этот счет совсем фанатик, а одним фанатизмом не возьмешь, я с ним об этом гласил, а он мне отвечал, что не только лишь не рано приступил к переименованию Никольского монастыря в Единоверческий, а напротив того, по его воззрению, нужно было уже до этого это исполнить силой, это выйдет открытое гонение, а понятно, какие следствия бывают от гонения за веру, уже они и сейчас начинают считать себя страдальцами за православие. Вновь назначенный в Никольский монастырь игуменом единоверческий архимандрит Зосим, человек хитрецкий, но не незапятнанный, он начал с того, что завладел всем монастырским хорошем и т. п. Вообщем местное духовенство наше к несчастию не славится собственной нравственностью.

Добротворский писал: «Обращение иргизских раскольнических монастырей к единоверию было очень благодетельно не только лишь для саратовской губернии, да и для всей Рф. Ни упрямые раскольники, ни дерзкие правонарушители законов и вредные члены страны и общества, сейчас уже не скрывают собственных злодеяний в иргизских монастырях под личиною старенькой веры», приблизительно в том же экзальтированном духе писал и А. Ф. Леопольдов в собственной рукописи «О раскольничьих сектах Саратовской губернии». Миссионерская деятельность епископа Иакова посреди старообрядцев была более удачной конкретно в 1837 году — были обращены 1957 человек, что некие исследователи сравнивают конкретно с ожесточенным воззванием Николького монастыря.

По итогам следствия о сопротивлении высокой воле 11 человек следовало наказать кнутом и сослать на каторжные работы, 326 человек, включая бывшего настоятеля Корнилия, следовало наказать плетьми и сослать на поселение, 16 человек по старости лет должны были быть сосланы в Сибирь без телесного наказания и 50 человек было оправдано. Но благодаря новенькому губернатору приговор был смягчён: телесные наказания были отменены для всех, чтоб не делать казнимых страдальцами и мучениками за веру, 7 человек должно было попасть в арестантские роты и 18 сослано в Заказвказье. В реальности в арестантские роты попал всего один участник мятежа, 18 человек совместно с Корнилием отправлено в Закавказье, а ещё 6 по старости лет были поселены в православных монастырях.

Г. Чернышевский, под контролем которого часть иноков, не пожелавших перейти в единоверие, должна была быть выслана в Закавказье, отмечал, что туда переселилось только 12 человек, в Спасо-Преображенский монастырь переселилось только 8 иноков, в то время как остальные разошлись по окрестностям, интенсивно проповедуя староверие. Участь монахов вызывала сострадание со стороны населения, «их считали страдальцами за веру, имели с ними сношение и благоговели перед ними». Как итог, в том же 1837 году происходит резкий рост числа старообрядцев в губернии: в Саратове на 613 человек, в Вольске на 324, в Камышине на 23, против прежних 24, в Царицыне на 36, другими словами фактически в два раза. Всего же даже по официальным данным за пару лет с 1833 по 1839 год число старообрядцев поповского толка, к которым относились насельники монастыря, в Саратове возросло с 1612 до 3183 человек, в Вольске с 4680 до 5123, Камышине с 1 до 261, Царицыне с 28 до 46. Из числа монашествующих со всех 5 старообрядческих монастырей в единоверие перебежало менее 20 человек. Таким макаром правительство не только лишь не перебороло старообрядчество, но, напротив, содействовало его распространению по региону.

Единоверие

Одно из сохранившихся монастырских построек

Указом Саратовской духовной консистории монастырь был определён как единоверческий мужской общежительный третьего класса.

В самом монастыре не достаточно что поменялось. Различия в богослужебной практике были достаточно малозначительными, и в монастыре сохранялись традиции старообрядческого монастыря.

28 августа 1837 года в монастыре случился пожар: средь бела денька вспыхнул сарайчик, и пламя ветром разнесло по окружении. В огне было уничтожено 23 кельи и разных припасов на 21 145 рублей. Епископ Иаков, по словам настоятеля Зосимы, подозревал поджог со стороны раскольников, но следствие виноватых не отыскало. Уже через месяц, 29 сентября, вспыхнул новый пожар, который, сейчас был пресечён в самом начале, причём был пойман поджигатель: отпрыск беглого священника Иван Петров, живший в монастыре. Он был приговорён к 10 ударам плетьми и ссылке в Сибирь. Вообщем участь единоверческого монастыря в критериях старообрядческого окружения была незавидной. В отличие от Нижне-Воскресенского монастыря, который поддерживался управлением епархии в качестве миссионерского форпоста, Средне-Никольский монастырь стремительно пришёл в упадок.

9 октября 1839 года саратовский губернатор Бибиков в процессе работы противораскольничьего комитета предложил конвертировать Средне-Никольский единоверческий мужской монастырь в единоверческий же дамский, чтоб противопоставить его старообрядческой женской Покровской обители. Но в то время его проект не был принят.

В 1843 году, спустя 2 года после ликвидации последнего мужского старообрядческого монастыря, вследствие нехватки оставшихся монахов Средне-Никольский мужской монастырь переименовали в дамский и перевели в него принявших единоверие насельниц упразднённой Покровской обители, также монахинь из Максаковского единоверческого монастыря Черниговской губернии. В 1-ые годы после преобразования монастыря в нём проживала 41 насельница: игуменья-настоятельница, 7 манатейных монахинь, 10 указных послушниц и 23 человека в свойства послушниц.

Первой настоятельницей была игуменья Ефросинья (Е. Ерёмина), бывшая ранее монахиней Максаковского монастыря. Она возглавляла обитель с августа 1843 по сентябрь 1862 года. Её сменила игуменья Асенфая (А. Т. Кудинова). С 1867 года по август 1872 года монастырь возглавляла манатейная монахиня Капитолина (К. Пантелеймонова). В предстоящем обителью правили игуменья Маргарита (М. А. Тихонова) (июль 1870 — сентябрь 1873), игуменья Серафима (Н. М. Саблина) (июль 1890 — октябрь 1910), игуменья Августа (П. И. Афанасьева) с 1910 по 1917 год.

C 1 января 1851 года монастырь относился к сделанной Самарской епархии.

В 1891 году в монастыре открыли училище, в каком учились малыши и из близлежащих сёл. В 1893 году в нём учились 12 девченок, находившихся на полном содержании.

В 1914 году в монастыре было 98 жительниц: монахини, послушницы. При монастыре служили два священника и диакон.

Управление монастырём

Свято-Никольский монастырь

Каких-то документов, уточняющих порядок управления старообрядческим монастырём, пока не найдено, ну и вообщем никаких документальных свидетельств, предыдущих доединоверческой эре в монастыре, не было найдено уже в 1880-х года Соколовым, при написании им собственного исследования.

Обычно считается, что монастырь был общежительным, другими словами всё монастырское имущество было общим и никто, даже настоятель, не имел ничего собственного. Но с начала XIX века у иноков возникает и личная собственность, братии закончили выделяться содержание и одежка от монастыря, по серьезному уставу жили только престарелые бедняки и трудники обители.

Во главе монастыря стоял настоятель, нередко избираемый не только лишь монастырской братией, да и всем монастырским обществом, крестьянами близлежащих сёл, также с активным ролью вольских и хвалынских негоциантов, достаточно нередко вмешивавшихся в жизнь обители. В штатском отношении настоятели равнялись к сельским старостам с их правами и обязательствами. Насельники монастыря числились удельными крестьянами и платили надлежащие подати.

Имущество монастыря

Статистическое описание 1827 года Современная монастырская ограда с сохранившейся башней

По просьбе губернских властей в 1827 году было составлено статистическое описание монастыря, сохранившее для истории его вид и характеристику хозяйственной деятельности.

Территория монастыря окружностью в 486 сажен, обнесена деревянною оградою с 4-мя воротами. В монастыре было два храма. Первым в 1790 году был освящён древесный прохладный храм во Николая Чудотворца с девятнадцатью крестами. В 1798—1799 годах была построена тёплая древесная церковь во имя Покрова Божьей Мамы. Храм был маленькой, всего 5 саженей в длину и 4 в ширину. Обе церкви были крыты железом, снутри заштукатурены, а снаружи покрашены разной краской. У Никольской церкви имелась колокольня с одиннадцатью колоколами. В храмах было огромное количество образов и различной церковной утвари. На престолах были серебряные ковчеги, густо вызолоченные; сосуды, евангелия, кресты и ризы на видах серебряные, увенчанные камнями и позолотой, имелись богатые ризы для священников и дьяконов, всего имущества приблизительно на 50 тыщ рублей.

Рядом с Никольским храмом была размещена могила инокини схимницы Анисьи Сапожниковой, над которой находился «богато убранный из незапятнанного мрамора на четырёх колоннах, с золотым куполом, монумент, вокруг с толстою чугунную решеткою, стоящий, по словам бывшего настоятеля Сергия и иных монахов, 30 тыщ рублей».

В монастыре было 58 древесных келий, скрытых тесом и драньем, одна братская, келарня и пекарня. Имелась древесная кладовая, в какой хранились ризы, сосуды, евангелия и около 250 книжек. Также в монастыре имелось два хлебных амбара, три сарая, две конюшни и один колодец. Невдали за монастырской оградой размещался сделанный в 1793 году хутор, на местности которого было две кельи, находившиеся под одной крышей из дранья, и четыре сарая, скрытые травой. На удалении в одну милю от монастыря находился пчельник, с одной кельей, омшаником и шестьюдесятью ульями пчёл. Имелась также кирпичная кузница с одним горном и одна мельница. Крупнорогатого скота имелось 20 волов, 17 дойных скотин, подтёлков и иных — 50 голов. Имелись лошадки в количестве 3 маток, 1-го коня, 7 жеребят и 20 ездовых, но скотоводство в монастыре было не в почёте, числилось что дохода из-за накладности сена оно приносить не будет.

По генеральному межеванию 1801 года Средне-Никольский монастырь получил в вечное владение 1 653 десятины земли). Из их было 410 десятин 1668 сажен пашни, 166 десятин 1660 сажен сенокоса, 437 десятин 61 сажень леса, 265 десятин степи, 7 десятин 534 сажени солонцов, считающихся «удобной землей». Территория монастыря и хутора занимала ещё 5 десятин 1100 сажен. Большой Иргиз, озёра и овраги занимали 119 десятин 100 сажен, просёлочная дорога — 7 десятин 300 сажен, «неудобных» солонцов 14 десятин 1060 сажен. Всего же имелось 1422 десятины 539 сажен комфортной земли и 140 десятин 1468 сажен неловкой. Земля была глинистая и солонцеватая, засаживалась без удобрений.

Монастырь раз в год засевал всего около 100 десятин, а остальное сдавал в аренду. Монастырским хлебом также поправлялись инокини Успенской обители, взамен поставляя к монастырскому столу овощи, зелень и бахчевые. На зиму заготавливалось 50-100 стогов сена, но работы проводились близлежащими крестьянами за право забрать половину собранного, и из-за слабенького контроля монастырь недополучал приметную часть собранного, что делало эту ветвь хозяйствования убыточной.

Лес был дубовый, вязовый, осиновый, кленовый, липовый. Встречались терновник и осокорь. Строевого леса сильно мало, с шириной в отрубе до четырёх вершков. В озере водились карась, щука, подлещик и окунь, но только если при разливе Иргиз соединялся с озером. В сухие годы озеро практически всё пересыхало.

Предстоящее хозяйствование Восстановленный храм во имя Николая Чудотворца

Храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы в 1861 году был упразднён из-за ветхости. В 1864 году был освящён новый тёплый однопрестольный храм, перестроенный их раскольничьей каменной ризницы. Высота храма с крестом достигала 7,5 сажен. На месте же упразднённой церкви в 1871 году поставили древесную часовню для неизменного чтения псалтыря.

Храм во имя Николая Чудотворца был перестроен в 1886 году, и поновой освящён 31 мая 1887 года. При нём имелась древесная четырёхъярусная колокольня высотой в 12 сажен.

Всего на местности монастыря находилось 15 построек, в 12 из которых располагались настоятельница и сёстры, в других — ризница, трапезная и поликлиника на 5 коек. Территория была обнесена оградой, в какой имелось три башни и трое ворот: на западной стороне — «Святые», трёхглавые, с калитками, на восточной и северной — каменные въездные.

Также монастырю принадлежали рыбные ловли на Большенном Иргизе, сдававшиеся в аренду, ветряная мельница с 2-мя поставами, кирпичный завод. В Самаре на улице Самарская, меж улицами ул. Александровская и Симбирская размещалось монастырское подворье с древесным домом, флигелем и хозяйственными постройками.

На монастырском кладбище за отдельную плату могли были быть похоронены безбедные местные обитатели.

Святынями обители числилось 5 Евангелий, написанных во время царствования Миши Фёдоровича.

Монастырь при русской власти

Иконостас в восстановленном храме

В феврале 1918 года распоряжением русских властей монастырь был закрыт. До января 1920 года все постройки и имущество монастыря находились в ведении Николаевского уездного земляного отдела, после этого перебежали в распоряжение уездного отдела народного образования.

Трудоспособные монашки были привлечены на разные работы: кто-то в отдел здравоохранения для борьбы с эпидемиями, кто-то на молочную ферму. Нетрудоспособных взял под опеку отдел соцобеспечения, ему достался и монастырский фруктовый сад. Монастырское подворье в Самаре в 1922 году было отдано под жильё. Совсем обитель опустела в 1929 году, когда последние 40 монашек во главе с игуменьей Зоей переселились в Николаевск. Но они приходили в обитель, где ухаживали за размещёнными в бывшем монастыре детьми-сиротами.

В 1930 году на местности монастыря была организована коммуна, нареченная в честь Интернациональной организации помощи бойцам революции (МОПР), позже превратившаяся в одноимённое колхозное поселение. Покровская церковь была разобрана на строительство МТС, Никольский храм перераблотали под клуб. Монастырские стенки в почти всех местах разрушили, где-то в их прорубили окна.

Современный период

Во 2-ой половине 1990-х полуразрушенный Никольский храм стал местом для молитвы нескольких верующих дам из Пугачёва. Они начали его постепенную расчистку и приведение в порядок. Это начинание было поддержано многими жителями городка. Совместными усилиями при поддержке местных компаний к декабрю 1998 года храм был в значимой степени восстановлен, 26 ноября 1998 года документально был оформлен церковный приход. Но при приходе не было священника, и алтарь храма не освящался, потому в нём проводились только праздничные молебны с акафистом Николаю Чудотворцу.

При приходе образовалось сестричество. Сёстры продолжили восстановление храма и принялись за восстановление келейного двуэтажного дома и дома для прислужниц. В иных сохранившихся зданиях монастыря проживают обитатели посёлка. Также строились баня и прачечная, в кельи проводилось электричество, заготавливался материал для восстановления монастырской стенки.

28 декабря 2000 года по благословению Патриарха и Синода при храме во имя Святителя Николая Чудотворца поселка был учреждён Свято-Никольский дамский монастырь. Главный храм монастыря был освящён 20 сентября 2008 года во имя святителя Николая, Архиепископа Мирликийского. Освящение сделал саратовский епископ Лонгин (Корчагин). Сегодняшней настоятельницей монастыря является игуменья Севастиана (Власова). В 2009 году по представлению Саратовской областной думы посёлок Мопр был переименован в посёлок Монастырский.

Прочитано 1381 раз

Что бы не потерять нажмите на кнопочку справа, и адрес этой страницы сохраниться на стене вашей соцсети

Administrator

Слово администратора

Изучение истории некрополей - это благородное дело, т.к. помимо истории отдельного кладбища нам удается узнать о истории наших предков, например, о неизвестной части истории целого города, к которому относилось данное кладбище или о жизни значимых и забытых в нашей истории личностей, похороненных на городских захороненниях...